Ночной шторм - Страница 21

• Предыдущая
• 21 / 93
• Следующая

21

Мысли его то и дело возвращались к корзине с вещами Катрин, и через некоторое время он снова поднялся и отправился в ванную. На дне корзины он нашел то, что искал, — белую ночную сорочку Катрин с красным сердцем на груди.

В коридоре он замер, прислушиваясь к звукам в детских, но там было тихо.

Йоаким вошел в комнату, включил свет, отогнул одеяло на кровати, разгладил простыни, поправил подушки. Потом погасил свет, лег в кровать, закрыл глаза и вдохнул запах Катрин. Протянув руку, коснулся мягкой ткани сорочки на соседней подушке.

На следующее утро Йоакима разбудил настойчивый звон будильника, свидетельствовавший о том, что ему все-таки удалось уснуть. «Катрин больше нет», — сказал он себе.

Йоаким слышал, как Ливия и Габриэль ворочаются в кроватях, потом услышал, как кто-то из детей топает босыми ногами в ванную. Йоаким ощутил знакомый запах и перевел взгляд на свои руки, сжимавшие что-то белое.

Ночная сорочка.

Йоаким в ужасе смотрел на сорочку, вспоминая события прошлой ночи. Он поспешил накрыть сорочку одеялом, чтобы дети не увидели.

Встав, он принял душ, оделся, потом одел детей и приготовил завтрак. Йоаким то и дело посматривал на Ливию и Габриэля, чтобы понять, о чем они думают, но дети склонились над тарелками.

Утренний холод взбодрил Ливию; когда Габриэль пошел в туалет, она внимательно посмотрела на Йоакима и спросила:

— Когда мама вернется?

Стоя спиной к дочке, Йоаким зажмурился. Он крепко сжал ладонями кружку с кофе. Вопрос повис в воздухе. Йоакиму невыносимо было слышать эти слова, но Ливия упорно снова и снова задавала этот вопрос каждое утро со дня смерти Катрин.

— Я не знаю, — медленно ответил он. — Я не знаю, когда она вернется.

— Когда? — сказала Ливия, повышая голос.

Йоаким молчал. Потом медленно повернулся, подумав, что это удачный момент, чтобы все рассказать. Он посмотрел на Ливию.

— На самом деле я не думаю, что мама вернется, — проговорил он. — Ее больше нет.

Ливия округлила глаза.

— Это не так, — твердо произнесла она.

— Ливия, мама не вернется.

— Конечно, вернется! — вскричала Ливия. — Она вернется, и точка.

И снова принялась за свой бутерброд. Йоаким опустил взгляд, чувствуя свое поражение.

К восьми он повез детей в сад. Подальше от тишины Олуддена.

В саду их встретил взрыв детского смеха. Йоаким чувствовал бессилие. Он устало обнял Габриэля на прощание, и тот побежал на смех своих товарищей. «Со временем их энергия исчезнет, — подумал Йоаким. — Они вырастут, их лица станут морщинистыми. За этой нежной детской кожей скрываются мертвые черепа с пустыми глазницами…»

Он тряхнул головой, прогоняя эти ужасные мысли.

— Пока, папа, — сказала Ливия в раздевалке. — Мама сегодня придет домой? — прибавила она.

Словно не слышала того, что он сказал утром.

— Нет, не сегодня, — тихо сказал Йоаким. — Сегодня я тебя заберу.

— Пораньше?

Ливия все время хотела, чтобы ее забирали пораньше, — но когда Йоаким приезжал, дочке не хотелось расставаться с друзьями и ехать домой.

— Конечно, — ответил он. — Я приеду пораньше.

Он кивнул, и Ливия вышла из раздевалки.

— Здравствуйте, Йоаким, — услышал он женский голос и, обернувшись, увидел Марианну, воспитательницу дочери.

— Как вы?

— Так себе, — сказал он.

Через двадцать минут ему нужно было быть в похоронном бюро в Боргхольме, поэтому он пошел к выходу, но Марианна его остановила.

— Я понимаю, — сказала она. — Мы все понимаем, как вам сейчас плохо.

— Она говорит? — спросил Йоаким, кивая в сторону соседней комнаты.

— Ливия? Да, конечно.

— Я имею в виду, говорит ли она о своей маме?

— Почти нет. Мы тоже. Точнее… — Марианна помолчала и продолжила: — Если вы не возражаете… мы стараемся общаться с ней так же, как и прежде, не выделяя ее среди других детей.

Йоаким кивнул.

— Если вы еще не знаете, то это я нашла ее тогда…

— Вот как.

Он ни о чем не спрашивал, но женщина продолжала говорить, словно ей нужно было высказаться:

— Остались только Ливия и Габриэль… На часах было пять, а никто за ними не приехал. И телефон не отвечал… Поэтому я посадила их в машину и поехала в Олудден. Дверь была открыта, и дети побежали в дом, а я вышла во двор и увидела внизу в воде красное пятно… Это была ее куртка.

Йоаким слушал и представлял, как выглядит череп Марианны под тонкой кожей. Довольно миниатюрный, с высокими скулами, решил он. Воспитательница тем временем продолжала:

— Я увидела куртку, потом брюки и поняла, что это человек в воде. Тогда я позвонила в службу спасения и бросилась к берегу. Но было уже поздно. Это было такое странное ощущение: ведь мы говорили с ней всего за день до этого…

Марианна замолчала.

— Там больше никого не было? — спросил Йоаким.

— Что вы имеете в виду?

— Детей там не было? Они не видели Катрин?

— Нет, они были в доме. А потом я отвела их к соседям. Ливия и Габриэль ничего не видели… Дети живут настоящим. Они быстро приспосабливаются к новым ситуациям. Они… забывают, — добавила Марианна после паузы.

По дороге к машине Йоаким понял одну вещь: он не хотел, чтобы Ливия забыла Катрин. Он не мог этого позволить. Ни ей, ни себе. Забыть Катрин было бы непростительно.

Зима 1884 года

...

Фонарь в северном маяке Олуддена сломался в том году. С тех пор его ни разу больше не зажигали. Но Рагнар Давидсон рассказал мне, что иногда по ночам наверху северной башни виден свет, — это означает, что скоро кому-то предстоит умереть. Наверно, этот свет — лишь призрак былого огня в маяке. Память о прошлой трагедии…