Ночной шторм - Страница 78

Он вспомнил те вечера, когда Этель стояла перед их домом и кричала. Он часто видел, как соседи испуганно выглядывают на улицу из-за штор.

Записка от соседей. Наверняка Катрин нашла ее в почтовом ящике и, прочитав, поняла, что так больше не может продолжаться. Соседи больше не в состоянии выносить эти крики.

Этель достала всех. С ней надо что-то делать.

Йоаким без сил опустился на скамью рядом с курткой Этель. Он сидел, глядя на бумажку в руке, пока не услышал странный звук за спиной. Звук шел из отверстия в полу. В коровнике кто-то был.

Зима 1962 года

...

Если северный маяк на Олуддене светит, это значит, что кто-то скоро умрет. Я слышала это предание, но даже не вспомнила о нем, когда вернулась домой из Боргхольма и увидела свет наверху северной башни. Слишком сильным был шок, вызванный тем, как бесцеремонно Рагнар уносил из дома картины Торун. Несколько холстов он выронил; они упали на снег, я пыталась их подобрать, но их тут же унесло ветром. Две картины — вот и все, что мне удалось спасти в тот вечер на хуторе.

Я стремительно вбегаю в дом и мчусь в чулан, хотя уже знаю, что увижу там — пустые белые стены. Все картины Торун исчезли, кроме пары рулонов на полу. У порога уже сложены сети, принесенные Рагнаром. На столе стоит наполовину опорожненная бутылка и стакан; раньше их тут не было. Подойдя к столу, я поднимаю стакан и принюхиваюсь. Это самогон. Вероятно, дело рук Давидсона.

Тут и там на хуторе стоят бутылки с подобным содержимым, и теперь я знаю, что мне делать.

Давидсона нигде не видно, когда я выбегаю во двор и мчусь к коровнику. В коровнике темно, но я знаю это помещение как свои пять пальцев. Я легко нахожу среди старых вещей в углу канистру, на которой кто-то нарисовал черный крест. Поднимаю ее и отношу обратно в дом для прислуги.

В чулане я выливаю самогон из бутылок Давидсона прямо на ворох вонючих сетей у порога и наполняю бутылки бесцветной жидкостью из канистры. Канистру я прячу в шкаф в углу чулана. Сажусь на пол и жду.

Через пять или десять минут я слышу, как открывается входная дверь. Усилившийся ветер с грохотом захлопывает ее за вошедшим.

Тяжелые сапоги стучат по полу: мужчина стряхивая снег. Я чувствую запах пота и дегтя. Рагнар Давидсон входит в чулан и видит меня.

— Где ты была? — спрашивает он. — Ты утром просто испарилась.

Я не отвечаю. Единственное, о чем я в состоянии думать, это как я скажу Торун о том, что случилось с картинами. Она не должна узнать.

— По парням бегала, вестимо, — сам отвечает на свой вопрос Давидсон.

Он проходит мимо меня, и я решаю дать ему последний шанс. Поднимаю руку, говорю:

— Мы должны спасти картины.

— Это невозможно, — заявляет Рагнар Давидсон.

— Вы должны мне помочь.

Он качает головой, подходя к столу:

— Они уже на полпути в Готланд, Мирья. Ветер и волны о них позаботятся.

Рыбак наполняет стакан и поднимает. Я могла бы его предупредить, но я молчу. Просто смотрю, как он опустошает стакан в три глотка и ставит на стол. После чего причмокивает губами и говорит:

— Чем хочет заняться наша крошка Мирья?

33

Хенрика разбудил голос дедушки. Алгот склонился над ним, лежащим в сугробе, и закричал:

— Вставай! Ты что, хочешь, умереть?!

Хенрик почувствовал, как дедушка тяжелым сапогом пнул его в бок. Снова и снова.

— Вставай! Поднимайся, чертов вор!

Хенрик медленно приподнялся, вытер снег с лица и поднял глаза на дедушку. Но того уже не было. Зато Хенрик увидел, как вдали прорезал темноту мигающий луч маяка, окрашивая снег в кроваво-красный цвет. Дальше виднелся другой свет — белый, немигающий. Это светил северный маяк на Олуддене.

Словно во сне, Хенрик поднялся на ноги. Его цель была рядом. Джинсы намокли. Оказалось, он потерял сознание недалеко от воды, и его намочили брызги волн. Повернувшись спиной к морю, Хенрик пошел вперед. Он не чувствовал ни рук, ни ног, но продолжал идти. Руки болтались на ветру, как плети. Но шеей он еще ощущал ледяную сталь топора, засунутого под куртку рукояткой вниз.

Дедушкин топор. Он помнил, что сунул его под куртку, — но не помнил зачем. Хенрик напряг память. Братья Серелиус. Ноги сами понесли его вперед.

Перед ним возникли две серые башни, у подножия которых клокотала черная вода, покрытая белой пеной. Ведущая к маякам дамба превратилась в ледяной айсберг. Хенрик был на месте. Он остановился. Что делать дальше? Нужно попасть на хутор. Где хутор? Кажется, слева. Он повернул влево и, подгоняемый ветром в спину, пошел вперед. Идти теперь было легче. Снег под ногами превратился в твердый наст. Спиной Хенрик ощущал ледяное дыхание шторма. Через сотню метров перед ним вырисовывались очертания домов. Путь преградил забор, за которым, как корабли в море, поднимались постройки Олуддена. Хенрик нащупал в заборе щель и протиснулся во двор.

На месте. Двор принял его в свои объятия. Он в безопасности. Ветер на хуторе был легким бризом по сравнению с тем, что творилось на берегу. Но весь двор был засыпан снегом. Сугробы были Хенрику почти по пояс, и ветер то и дело сметал с крыш белую пудру и швырял ему в лицо. Завидев стеклянную веранду, Хенрик пошел к крыльцу. Напрягая последние силы, он поднялся по ступенькам, сделал вдох и посмотрел вверх. Дверь была взломана. На месте замка зияла черная дыра. Братья Серелиус успели раньше него.

Хенрик забыл об осторожности. Он дернул дверь, ввалился в прихожую и упал на ковер. Дверь с грохотом захлопнулась за его спиной.